Тема безумия в рассказах А. П. Чехова как диалог с культурой романтизма
В конце ХVIII - начале ХХ в. значимую активность приобретает симбиоз науки, литературы и искусства. Взаимодействие вышеупомянутых видов культуры отражает в себе описание человеческого бытия и новые знания о природе вещей. Так же приобретает особую значимость изучение семиотизации элементов культуры, закрепленных в текстовых памятниках. Намечается прогресс в искусстве, происходящий ввиду синтеза реальной жизни и культуры, включение действительности в искусство. Большую роль в процессах симбиоза искусства, науки и бытия играют эпохи культурного «взрыва, которые могут создавать как бы окна в семиотическом пласте. Таким образом, мир семиозиса не замкнут фатальным образом в себе, он образует сложную структуру, которая все время «играет» с внележащим ему пространством, то втягивая его в себя, то выбрасывая в него свои уже использованные и потерявшие семиотическую активность элементы», как пишет Ю. М. Лотман в своей книге «Культура и взрыв» [36, c. 42-43].
Вышеописанные процессы не обошли стороной и литературу, как одну из отраслей искусства, взаимодействующую с иными науками. Ю. Б. Борев пишет, что «Эстетика и теория литературы ХХ в. взаимодействует с небывало обширным кругом смежных дисциплин: философией, аксиологией, культурологией, искусствознанием, рецептивной эстетикой, психологией, герменевтикой, теорией информации, риторикой, семиотикой, лингвистикой, нарратологией, текстологией и другими науками» [14, С. 16]. Среди исследователей по сей день преобладает интерес к изучению нарративного потенциала литературы, изменяющейся в парадигме истории.
Введение
ГЛАВА 1 Отражение темы безумия в произведениях ХIХ - начале ХХ вв.
1.1 структура и поэтика сюжетов о безумии в движении от романтизма к реализму
1.2 Тема безумия и ее поэтическая структура в произведениях романтиков (Э. Т. А. Гофмана, А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя)
Глава 2 Тема безумия в творчестве А. П. Чехова
2.1 Характерные особенности поэтики безумия как диалога с культурой романтизма в творчестве А. П. Чехова
2.2 Поэтика безумия в рассказах «Драма», «Устрицы», «Черный монах»
Заключение
Список литературы
Список литературы
Аверинцев, С. С. Категории поэтики в смене литературных эпох / С. С. Аверинцев, М. Л. Андреев, М. Л. Гаспаров // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания / С. С. Аверинцев, М. Л. Андреев, М. Л. Гаспаров. — М.,1994.—С. 3-45.
Антощук, Л. К. Концепция и поэтика безумия в русской литературе и культуре 20-30-х гг. ХIХ в.: автореф. дис. канд. Филол. наук / Л. К. Антощук. Томск: ТГУ, 1996.- с. 13-14.
Ашурков Е. Д. Слово о докторе Чехове. — М., 1960.
Бахтин, М. М. Вопросы литературы и эстетики / М. М. Бахтин.- М., 1975.
Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин.- М., 1979.
Беленсон, Е. Безумие и вера / Е. Беленсон // Путь. — 1926. — № 2 — С. 137.
Бердников Г. П. Чехов-драматург. — М., 1972.
Бердников Г. А. Чехов. Идейные и творческие искания. — М., 1984.
Берковский, Н. Я. Литературная теория немецкого романтизма / Н. Я. Берковский. — Л.: Издательство писателей в Ленинграде, 1934. — C. 334.
Берковский, Н. Я. Романтизм в Германии / Н. Я. Берковский. — Л.: «Художественная литература», 1973. — С. 568.
Богданов, К. А. Врачи, пациенты, читатели: Патографические тексты русской культуры ХVII-ХIХ веков / К. А. Богданов.— М.: ОГИ, 2005.
Богданов, Н. Н. Коды тела. / Н. Н. Богданов. М.: АСТ, 2007.
Боголепова Е. С. А. П. Чехов — писатель и врач. // «Фельдшер и акушерка», 1954, №7.
Борев, Ю. Б. Литература и литературные теории ХХ в. // Теоретико-литературные итоги ХХ в. / Ю. Б. Борев.— В 2 т. Т 1— М., 2003—с. 16.
Бочаров, С. Г. Петербургское безумие / C. Г. Бочаров. — М.: Пушкинский сборник, 2005. — с. 305-315.
Ванелов, В. В. Эстетика романтизма / В. В. Ванелов. — М.: Искусство, 1970 — С. 423.
Виноградов, В. В. Язык Гоголя / В. В. виноградов // Избранные труды. Язык и стиль русских писателей. От Карамзина до Гоголя. — М., 1990 — c. 271-330.
Этот второй монах был мираж. От миража получился другой мираж, потом от другого третий, так что образ черного монаха стал без конца передаваться из одного слоя атмосферы в другой. Наконец, он вышел из пределов земной атмосферы и теперь блуждает по всей вселенной, все никак не попадая в те условия, при которых он мог бы померкнуть. <…> самая суть, самый гвоздь легенды заключается в том, что ровно через тысячу лет после того, как монах шел по пустыне, мираж опять попадет в земную атмосферу и покажется людям. И будто бы эта тысяча лет уже на исходе…» [63, с. 317]. Коврин не помнит, где и когда он услышал эту легенду. Однако рассказ о черном монахе занимает мысли Андрея Васильевича днями напролет. Главный герой повести думает, что с ним должно произойти нечто загадочное, он ждет черного монаха, не понимая своего ожидания. Мысли по поводу явления черного монаха в реальности не напрасны: тем же вечером, после рассказа легенды, черный монах является Коврину.
Появление черного монаха происходит за рекой, около парка. Парк в повести играют важную роль. Это место олицетворяет собой идеальный мир грез. Английская планировка придает парку естественность, неправильные линии, отсутствие четких форм: «Старинный парк, угрюмый и строгий, разбитый на английский манер, тянулся чуть ли не на целую версту от дома до реки и здесь оканчивался обрывистым, крутым глинистым берегом, на котором росли сосны с обнажившимися корнями, похожими на мохнатые лапы; внизу нелюдимо блестела вода, носились с жалобным писком кулики, и всегда тут было такое настроение, что хоть садись и балладу пиши» [63, с. 311]. Последними строками Чехов подчеркивает особое состояние души при появлении человека в этом саду, что указывает на мистицизм этого места. В описание парка говорится о «нелюдимости», персонажи произведение редко оказываются в парке. Исключением выступают Коврин и черный монах. Парк олицетворяет собой мир иррационального, идеального места, в котором странствующая душа безумца может обрести покой.
Парк в повести противопоставляется саду. Усадьба Песоцких разделена на два мира: парк и сад. Сад расположен возле дома, это строго организованная система, которую всегда контролирует хозяин дома. В детские годы Коврина сад производил на главного героя сказочное впечатление. Наполненное разнообразными цветами, деревьями, место это казалось Андрею Васильевичу живым: «От раннего утра до вечера около деревьев, кустов, на аллеях и клумбах, как муравьи, копошились люди с тачками, мотыгами, лейками…» [63, с. 312]. Сад был «сконструирован» людьми, олицетворяя собой мир «реального», никогда не прекращающегося движения.